ИЗВНЕ
Если бы два мира стали для тебя одинаково реальными, ты мог бы выбрать для себя тот, который тебе больше понравился, а на другой просто не обращать внимания. Того, кто выбрал не ваш мир, у нас называют сумасшедшим. Смотрит такой сумасшедшей оттуда» извне, и говорит приятелю: "Представь, где-то там, на земле живет сейчас мое тело, но никто не хочет им управлять, и оно "сошло с ума. Возможно, мне следовало бы вернуться туда, чтобы поправить дела, но окунаться снова в это болото... Бррр!... Пусть уж лучше ходит мое тело безумным, все равно скоро умрет. И поменьше буду на него смотреть: раздражает.
ОБЫКНОВЕННЫЙ БЕЗУМЕЦ
"Я безумен, но не знаю об этом, и потому я сам и всё прочее кажется мне вполне нормальным".
Такое предположение особенно опасно, если ты, сознавая какую-нибудь свою странность, пытаешься ее оправдать. Тогда странность разрастается до размеров уродства, тебе представляясь лишь малень¬кой странностью.
Может быть никто не говорит тебе о твоем уродстве,- друзья из жалости льстят тебе, а враги испытывают брезгливость. Может быть именно поэтому на тебя сыплется шишек чуть больше, чем на других. Или тебе только кажется, что чуть, а на самом деле намного больше. А может быть и так, что тебе говорят, но ты не слышишь.
Вначале это, действительно, было маленькое отклонение. Но ты дал ему волю. Больше того, ты его заметил и полюбил. А полюбив его, ты полюбил и другие отклонения, считая, что они выделяют тебя из толпы. Ты выделился, наконец, из нее за уровень нормальности. И на самом деле ты тот, кого называют психом.
А не кажется ли тебе, Что стали меньше рассказывать анекдотов о сумасшедших в твоем присутствии?
Вспомни, не отводят ли глаза знакомые, встречаясь с тобой? Или не смотрят ли с жалостью?
Не стали ли чересчур услужливы?
Не кажется ли тебе, что ты лучше всех, но тебя затирают?
Не кажется ли тебе тогда, что ты хуже всех? По крайней мере, что всем так кажется?
Не привык ли ты путать реальное и воображаемое?
Всё это прочел ты и принял на свой счет, потому что всё плохое привык принимать на свой счет. Не так ли?
"Как же?- думаешь ты.- Неужели на свете так мало жестоких лю¬дей, что некому сказать мне правду? Неужели нет ни одного подлеца, который был бы груб со мною, как с животным?"
Конечно есть, но их укусы ты не замечаешь /или пытаешься не замечать/, считая себя выше. Ты и в самом деле выше их. А ведь им-то кажется, что ты ниже.
Нет, в хороших людей ты не веришь, считаешь, что все грубы, циничны, алчны и т.п., и только один ты - безгрешен. Во всяком слу¬чае своим грехам ты всегда сумеешь найти оправдание.
Может быть, всё наоборот, твои ценности перепутаны местами? И ты принимаешь белое за черное? Может быть мир не так уж плох, но плох ты сам, и потому тебе плохо?
А кто может сказать /хотя бы самому себе/ что ему теперь хоро¬шо? Вот раньше-то было... А насколько стало хуже? Может быть, очень намного, а тебе только кажется, что чуть-чуть?
Тот, кто прочтет всё это, тут же приложит к себе, если не на поверхности, то в глубине души, там, где он откровенен с собою и знает, что его никто не подслушивает. И он подумает там и скажет себе: разве я не считаю себя одиноким? Разве я не сомневаюсь в самом лучшем друге? Не притворно ли уважение их, друзей? Меня считают весельчаком, но не со мной, а надо мной смеются. Потому что я кажусь себе только чуть-чуть странным, а на самом деле - псих!
Может быть ты даже получал правительственные награды. Но не иллюзия ли это больного воображения? И не третируешь ли ты близких постоянной демонстрацией несуществующие орденов? Если ты даже управляешь целым государством и преуспел во всем, то не думаешь ли ты, что на самом деле у тебя просто идея-Фикс? И о тебе говорят: вон
тот болван, который мнит себя Цезарем, А ведь ты ж в самом деде мнишь себя таковым! И ты никому не поверишь, что это - заблужде¬ние. Ты командуешь парадами, отдаешь распоряжения, решаешь судьбы целых континентов... сидя на больничной койке с завязанными узлом рукавами. И когда тебе казалось, что подают китель,- это санитары натягивали на тебя смирительную рубашку.
Прочтя это, ты попытаешься доказать себе, что всё не так, что ты вполне здоров. Но вот беда: доказательство невозможно! Но что тебе остается? Ты будешь искать это доказательство, пока и в самом деле не сойдешь с ума. Что ж, это не так уж страшно, если ты будешь веселым сумасшедшим. Ты будешь даже счастлив. Ведь быть Цезарем - завидная участь.
Но если ты к тому же грустен... А знаешь ли ты, что грустных сумасшедших в сто раз больше, чем веселых? Насколько вероятнее теперь, что ты и в самом деле безумец? Вот ты - высокое и злобное начальство, ты мечешься по двору больницы, который представляется тебе лабиринтом твоего дворца, ты желчно выкрикиваешь распоряжения, а если и весело, то знаешь, что веселость твоя - напускная. Ты знаешь даже, что это видно со стороны - эдакая фальшивенькая маска, - ведь ты никогда не считал себя хорошим актером. Вот так ты прыгаешь на одной ноге по двору и залихватским петушком выкрикиваешь: "Утвердить! Уволить!" У тебя обильные зрительные и вкусовые галлюцинации; роскошные балы, на которых тебе скучно, фазаны и омары, которые тебе надоели... Тогда ты медленно, медленно, медленно /я заскочил В этом месте, вовсе не хотел писать это слово "медленно", а вот и написал в четвертый раз/, сладко потягиваешься в мокрой постели /тебе кажется, что дует в ноги/, растягивая рот в дурацкую улыбку /она представляется тебе весьма обаятельной, строгой, справедливей и т.п./.
Вы оправдываете сумасшедших? Как можно их оправдывать? Нет, мы считаем, что вопрос нужно ставить более принципиально - они есть, и с этим ничего не поделаешь, мы принимаем их как должное, как не¬избежное, как рок, мы смиряемся о этим. А не приходило ли тебе в го¬лову, что сумасшествия на самом деле не существует? Что оно - игра воображения, которая запугивает тебя, препятствуя твоему развитию? Что оно - твоя иллюзия, твоя идея-фикс, твое сумасшествие? Что бо¬язнь безумия - предел, поставленный кем-то на твоем пути? Может быть как раз там, по ту сторону, лежит могущество? А твои врага - враждебные силы, духи, а может быть и люди,- создали это слово, это понятие в твоем воображении, чтобы не пустить в святая святых. Инн для того, чтобы свести с ума.
Если тебе не хочется быть безумным, то лучше всего считать себя таковым, потому что редкий безумец признается в своем безумии даже самого себе, дат и ты не признаешься. А пора бы признаться. Тогда было бы вероятнее, что ты здоров.
Если ты весел, то на самом деле можешь оказаться этаким веселеньким дурачком, которому, конечно, кажется, что он - душа общества. Но если ты грустен... Тогда ты бледное косматое чудище, разма¬хивающее руками и что-то лопочущее или злобно уставившееся на окру¬жающих. Что бы ты предпочел? Быть веселым или грустным безумцем?
Ты предпочел бы быть нормальным, серым, /почти/ таким, как все, совсем незаметным. Но все же хоть чуть-чуть заметным. Но все же всемирно-известным. Но все же - почти божеством, не имеющим себе подобных, явлением абсолютно уникальным. Если ты стремишься к этому, то так или иначе найдешь в себе что-нибудь уникальное, хотя бы уникальную глупость.
"Я более такой, чем другие" или "я более хочу". Но если я более хочу и не скрываю, значит я не такой, как другие, хотя готов признать, что каждый - не такой, как другие. Но "не такой" может быть один, а "таких" - много» Их много! Я же вижу! Значит, я и в этом заблуждаюсь? Или они заблуждаются, и, в лучшем случае, каждый "не такой только в чем-то своем, и другому этого не понять. И у каждого должна быть своя странность. Тогда она - только для меня странность, а для вас - уродство. Или своя идея-фикс. Тогда она для меня - не странность, а высокое положение, например...
Как видишь, можно привести много веских доводов, убеждающих в твоем безумии. Но ты, как истинный безумец, на каждый возразил, и любому противопоставил свой, даже в душе боясь представить себя безумным. Однако этот страх - и есть твое безумие. И он, этот страх ежедневно водит твоим воображением, рисуя образ страшного врага - безумия. Л на самом деле-то твое воображаемое - это и есть реаль¬ность, а то, что ты принимаешь за реальность - лишь сон.
"Да что значит "а самом деле"?"- восклицаешь ты. Вот мы уже к в реальность не верим. "Да нет, верю,- пугаешься ты,- но неужели я настолько слеп?" А что, разве ты всегда верно оцениваешь ситуацию? А насколько ты ошибаешься?- В этом твоя оценка явно занижена ради самоутешения.
Ты не настолько слеп. Ты не хуже других. Нет, ты лучше других Ты хоть чем-то отличаешься, у тебя есть своя странность. И отличаться тебе приятнее, чем быть подобным. А раз так, то ты найдешь много способов отличаться. И все более ты будешь отличаться от нормального человека и все более будешь походить на ненормального.
"Нет,- кричишь ты,- я не лучше других! Я не хуже других!"- но заявление твое фальшиво, и ты это прекрасно знаешь.
Подумай еще: почему дети плачут в твоем присутствии? И пере¬глядываются девушки? "Это кажется",- успокаиваешь ты себя. Но дру¬гим-то не кажется. "Это болезненное воображение." - Но насколько болезненное?
Ты думаешь, что твои старые твердые взгляды помогут сохранить рассудок. Но насколько они тверды? И потом, эти защитные иллюзии только мешают познавать истину. Как можешь ты не стремиться к исти¬не? Разве ты не хочешь узнать, что за пределами твоих взглядов? Что "на самом деле"? Или ты уже не веришь в это "на самом деле"? Тогда та, конечно, не сумасшедший, но ты один во всем мире. Потому и нормальным тебя не назовешь.
А может быть все обвинения необоснованны, и в глубине своей ты самый серый, самый похожий на всех? Внешне это у тебя проявляет¬ся в мании подражания: ты всех передразниваешь и своими ужимками очень напоминаешь обезьяну. Не замечал ли ты, что над твоими шутками не смеются? Потому что они ужасны и вызывают сострадание.
Вот еще симптомы твоей болезни: страх перед будущим, озабоченность. "Но ведь все озабочены!"- Это твоя иллюзия, вызванная болезнью и поддерживающая болезнь. Иначе ты заметил бы, что все беззаботны, а ты один ведешь себя ненормально, беспричинно суетясь вокруг своих надуманных проблем.
Не считаешь ли ты, что всякая власть над тобой - иллюзорна? Но твоя власть разве не иллюзорна, чем бы ты не обладал? Даже если у тебя есть ручная курица, не думаешь ли ты, что это только навязчивая идея? И что окружающие не перечат тебе, чтобы не раздражать? А если разубеждают, ты думаешь, что они шутят или выжили из ума. Разве все с тобой согласны? А если несогласны, то насколько? Может быта они не в силах больше возражать твоему бреду?
Не мечтаешь ли ты об ином, прекрасном мире? Но, возможно, он и есть реальность, память о ней, засевшая в глубине твоего сознания. А это злой и грязный мир - только галлюцинация. Если ты поверишь в это и начнешь воображаемое считать действительный, то ты в самом деле можешь сойти о ума. А теперь ты уже не знаешь, во что верить - в скверный мир, кажущийся тебе реальным или в прекрасный воображаемый. Представь, как было бы хорошо, если бы они поменялись местами!
Вообрази на мгновенье, что все самые низменные твои побуждения, самые позорные мысли, которых ты даже думать стыдишься, теперь всем известны. Конечно, никто об этом тебе не скажет, потому что о таком не говорят. А вдруг все эти низкие мысли,- вовсе не мысли, а твои поступки в настоящей реальности? Но сознание этого было бы ужасно, и мозг охраняет себя от такого сознания, фабрикуя довольно благополучные галлюцинации. Ты боишься осознать свое бытие из стра¬ха сойти с ума. Ты настолько боишься этого, что никогда не сможешь понять того, что ты давно уже перешагнул границу.
Но ты не можешь доказать себе ни того, ни обратного и пребываешь в вечном сомнении. "Зачем оно?" - думаешь ты наконец.- "Мир таков, каким он мне кажется, Может быть, им он кажется совсем другим, но какое мне до этого дело?" Теперь ты уже совершенно изолиро¬ван колпаком твоего абсолютного субъективизма. Всё, что за пределами твоих ощущений и памяти о них, для тебя не существует. Ты уже не думаешь о том, что, возможно, ведешь себя, как псих. Для тебя эта проблема отпала как для истинного психа. Но ты стал свободней. С тебя упали вериги, навязанные внешним.
ИЗ ВЕЧНОСТИ
Чем из мнимообладаемого ты можешь поступиться, чтобы быть в согласии со своим высшим?
Вопрос вот в чем: если бы ты был Богом, то хотел бы ты жизни этого человека? Как бы ты его осудил? Что в его памяти счел бы недостойным гармоничной структуры творимого тобой мира?
Или ты считаешь, что лучше об этом не думать, смирившись с тем, что всё познать невозможно? Ты хотел бы, чтобы между тобой и твоим Богом всегда простиралась туманная завеса неведомого.
Пребывая в вечности, ты видишь всю свою жизнь очами других и содрогаешься. Твои поступки остались неоплаченными, страсти - неудовлетворенными, сердце - бесчувственным ко всему, кроме твоего личного. И все твои самооправдания так и остались самооправданиями -фальшивой попыткой твоей неправоты обмануть твою совесть. Если тебе нужно оправдываться перед собой, значит ты неправ. И останешь¬ся таковым, какими бы изощренными ни были твои самооправдания. И будешь еще более неправ своей попыткой оправдаться. Разве оправданное уродство менее уродливо?
Из вечности ты видишь весь свой земной путь, но до чего мучительно это зрелище! До чего страшно сознавать, что этот неприглядный человек - ты сам и что ничего уже нельзя исправить: твой образ на веки вечные запечатлен в том отрезке времени, где та еще управ¬лял собою и сил в своей власти. Теперь ты смотришь на себя глазами других, но этот твой образ вовсе не явился для тебя неожиданностью, - ведь ты в глубине души всегда знал, каков ты, но лгал себе.
Неужели тебя никто не любил? Не видел прекрасным? И об этом ты знал всегда: Ведь ты не верил в настоящую любовь: одни любили твои деньги, другие - твои заботы о них, третьи - твое тело, четвертые - твой ум. Все пользовались чем-то в тебе, примиряясь со всем остальным, прощая тебе твои уродства ради собственной выгоды. Ведь такими ты видел своих ближних? Таковы они и есть, поскольку для тебя только в твоем видении существуют. И этими, тобой же созданными глазами ты смотришь на себя из вечности и видишь... чудовище, которое дате свои достоинства использует во вред другим. Ничего подобного ты не встречал за всю свою жизнь. Это понятно: ведь образы окружающее ты создавал по аналогии с самим собой, а себя ты всегда переоценивал и оправдывал. Вот и получилось, что ты хуже всех тех, кого неоднократно осуждал.
Посмотри, как они реагируют на твое осуждение: если не посмеиваются, то раздражаются сильнее, чем следовало бы,- так тебе казалось, и ты считал, что к тебе несправедливы. Ты пытался доказать им свою правоту, и это раздражало их еще больше. Теперь ты видишь, что она были правы: ты причинял им зло, и смешно было оправдывать его в их глазах. Теперь ты понимаешь, насколько небезосновательны были твои подозрения в их недоверии, антипатии, заглазном осуждении, неискренности с тобой. Ты сам сделал их такими и остался одиноким.
Теперь ты видишь, как мелко все, чем ты обладал в этой жизни по сравнению с красотой, которой ты пожертвовал. Ведь стоило только захотеть, и ты был бы прекрасен. Но ты боялся чем-то поступиться, боялся, что тебе станет хуже. Но было ли тебе хорошо? -
Не нужно никакой религии и веры в потустороннее, чтобы понять эту простую истину: каков ты - это видно другим, но не тебе. Посмотри на себя их глазами, обрети множество точек зрения на себя вместо твоей одной и, если ты еще жив, предстань перед собой в новом свете: будь ослепительно прекрасен, явись себе Богом, кем ты и был всегда. Ты забыл это ради познания человека, чтобы потом, познав человека, вспомнить, кто ты есть и кем стал в человеке.
В момент предельной честности, когда терять уже нечего, ты найдешь свою ошибку и скажешь себе: если бы мне было дано еще раз прожить эту жизнь, я поступил бы иначе. Ты начнешь представлять себе, как бы это было, пока не заметишь, что твоя фантазия стала действительностью.
Или же ты сочтешь свою жизнь безукоризненно правильной, вполне соответствующей твоему представлению о гармонии - о том, какой должна быть жизнь. Но это возможно лишь тогда, когда жизнь опережает фантазию или, скорее, когда фантазия неотделима от действительности и тем действительнее, чем фантастичнее. Ты будешь возвращаться и исправлять свои ошибки, пока не научишься так фантазировать. Это не значит творить мыслью, это - тождество, неразделимость, неразличимость мысли и предмета, творящего и творимого, внешнего и внутреннего, человека и Бога.
|
